Иларион (Алфеев) (1966), митрополит Будапештский и Венгерский, председатель Синодальной библейско-богословской комиссии, доктор богословия, писатель, проповедник.
«И независимо от того, насколько высоко мы взойдем по «лествице», ведущей к Богу, насколько мы преуспеем в добродетелях, самое существенное в деле нашего спасения уже совершено Самим Богом: Бог стал человеком, стал таким же, как мы, стал одним из нас, чтобы прожить нашу человеческую жизнь с ее радостями и скорбями, приобретениями и потерями, победами и поражениями. И эта тайна Боговоплощения, которая превосходит человеческое понимание, которую невозможно рационально объяснить или осознать, раскрывается нам через Евхаристию»
Петр (Мещеринов) (1966), игумен, настоятель церкви в честь иконы Божией Матери «Знамение» в селе Долматово, подворья Московского Данилова монастыря; катехизатор, миссионер, публицист, переводчик.
«Причастие — спасение от нелюбви»
«Но ни в коем случае Таинство Причащения не может и не должно пониматься магически – как «прививка» ребёнку от болезней, как некий обязательный обряд или как муторная и тяжелая «обязанность» христианина. Возможность причащения Христу – это великий и бесценный дар…»
Николай Евграфович Пестов (1892-1982), богослов, историк православной Церкви, доктор химических наук, профессор, кавалер ордена Ленина.
«Неизмеримо значение Таинства Евхаристии, постижение которого превосходит наш разум. Оно зажигает в нас Христову любовь, возносит к Богу сердце, зарождает в нем добродетели, сдерживает нападение на нас темной силы, дарует силу против искушений, оживляет душу и тело, исцеляет их, дает им силу, возвращает добродетели – восстанавливает в нас ту чистоту души, которая была у первородного Адама до грехопадения»
Петр Юрьевич Малков (1971), кандидат богословия, заведующий кафедры теологии, член Синодальной библейско-богословской комиссии и Межсоборного присутствия.
«Духовный и богословский смысл Таинства Причастия»
«Духовный смысл Литургии – крест для человеческого ума; ведь мистическое содержание происходящего с нами в Евхаристии благодатного преображения никогда не может быть изъяснено до конца даже на языке самого возвышенного богословия…»